За пределами этого отрывка сарафы упоминаются в ЕБ ещё несколько раз, причём во всех этих случаях речь идёт об определённой разновидности змей. Общепризнано, что слово śarap̄ происходит от глагольного корня śrp с переходным значением «жечь» (но не «гореть»!), т.е. сараф – это змея, «жгущая» своим ядовитым укусом. Вполне возможно, что представление о сарафе возникло у евреев под влиянием образа египетского урея. Слово «урей» через греческое посредничество восходит к египетскому слову со значением «кобра». Изображения кобр традиционно украшали короны египетских царей и богов. Считалось, что кобра защищает носителя короны от врагов при помощи своего «огня» (яда), одним из названий урея в египетском языке было ʔḫt («пламя»). Сходство сарафов в видении Исайи с уреями усиливает то, что сарафы «стоят над ним» (Яхве), как бы венчая его. Изображения двух- и четырёхкрылых уреев широко представлены в искусстве Иудеи VIII в., т.е. времени Исайи.
Вернёмся к текстам ЕБ, упоминающим сарафов. В большинстве случаев местом их обитания называется южная пустыня. Так, в Книге Второзакония говорится, что Яхве провёл Израиля «по пустыне великой и страшной, где змея (naḥaš), сараф (śarap̄) и скорпион» (Втор. 8, 15).
Во время странствования по ней «Яхве послал на народ змеев-сарафов (nəḥašim śərap̄im), и они жалили народ, и умерло множество народа из Израиля. И пришёл народ к Моисею и сказал: согрешили мы, что говорили против Яхве и против тебя; помолись Яхве, чтоб он удалил от нас змеев (naḥaš). И помолился Моисей о народе. И сказал Яхве Моисею: сделай себе сарафа (śarap̄) и поставь его на столб, и всякий ужаленный, взглянув на него, останется жив. И сделал Моисей медного змея (naḥaš nəḥošet) и поставил его на столб, и когда змей (naḥaš) жалил человека, тот, взглянув на медного змея (nəḥaš ha-nəḥošet), оставался жив» (Числ. 21, 6-9).
Согласно послепленному девтерономическому утверждению, это изображение сарафа находилось в Иерусалимском храме до времён царя Езекии (кон. VIII в.), который, якобы, «разбил медного змея (nəḥaš ha-nəḥošet), которого сделал Моисей, потому что до самых тех дней сыны Израилевы кадили ему и называли его Нехуштан (т.е. Медный)» (4 Цар. 18, 4). Историчность самой реформы Езекии подвергается сомнению, но традиция о присутствии в Иерусалимском храме изваяния сарафа (видимо, как апотропеического символа, защищающего от укусов змей) выглядит вполне правдоподобной. Исторический Исайя как современник Езекии должен был быть прекрасно знаком с этим изваянием. Возможно, появление сарафов в его видении имеет полемический смысл и призвано утвердить их в качестве лишь служителей Яхве, но не предмета отдельного поклонения.
За пределами этого видения сараф ещё дважды упоминается у (Перво-)Исайи, причём оба раза в качестве крылатой змеи: «Не радуйся, вся земля Филистимская, что сокрушён жезл, который поражал тебя, ибо из корня змея (naḥaš) выйдет аспид (ṣep̄a‘), а плод его – летучий сараф (śarap̄)» (Ис. 14, 29); «Тяжесть на животных юга, в земле угнетения и тесноты, откуда львица и лев, аспид (’ep̄‘e) и летучий сараф (śarap̄)» (Ис. 30, 6). Сарафы видения Исайи несколько очеловечены – они имеют лица, руки и ноги, однако не приходится сомневаться, что они являются теми же самыми змееобразными существами, убивающими своим огненным ядом.
