Посмертие советского чиновника Брюсова - aquilaaquilonis — ЖЖ

11:03 pm - Посмертие советского чиновника Брюсова

Валерий Брюсов в последние годы жизни
С 1919 г. член РКП(б), заведующий Библиотечным и Литературным отделами Наркомпроса, член Моссовета
Умер 9 октября 1924 г.


Свидетельства о посмертных явлениях Брюсова:

Нина Петровская – Владиславу Ходасевичу: «Однажды в час великой тоски я написала ему письмо и всунула в бумаги. Ну… звала прийти как-нибудь ночью… И странно – забыла, что написала, на три дня. На 4-ю ночь он пришёл – то был полусон, полуявь. В моей комнате, сел за столом против кровати и смотрел на меня живой, прежний. И вдруг я вспомнила, что он умер… И завопила дико. Ах, с каким упрёком он на меня посмотрел, прежде, чем скрылось видение. Звала же сама! Вот что сказал его взгляд».
Анна Остроумова-Лебедева, не только знаменитая художница, но духовидица и оккультистка, в августе 1924 г. писала в Коктебеле портрет Брюсова. Именно во время этих сеансов он дискутировал с её мужем-химиком об оккультизме как науке. Анна Петровна сочла работу неудачной и уничтожила её. Брюсов обещал осенью приехать в Ленинград и позировать ей, но неожиданно умер. После его смерти Остроумова-Лебедева попыталась восстановить портрет по памяти и фотографиям. «И здесь вот случилась очень странная и неожиданная вещь. Впереди меня, около самых моих ног, сейчас за кроватью, я вдруг увидела странную фигуру человека, у которого было очень, очень поразившее меня лицо. В первое мгновение я подумала, что вижу сатану. Глаза с тяжёлыми-тяжёлыми веками, чёрные, упорно-злые, не отрываясь, пристально смотрели на меня. В них были угрюмость и злоба. Длинный большой нос. Высоко отросшие волосы, когда-то подстриженные ёжиком… И вдруг я узнала – да ведь это Брюсов! Но как он страшно изменился! Но он! Он! Мне знакома каждая чёрточка этого лица, но какая перемена. Его уши с едва уловимой формой кошачьего уха, с угловато-острой верхней линией, стали как будто гораздо длиннее и острее. Все формы вытянулись и углубились. И рот. Какой странный рот. Какая широкая нижняя губа. Приглядываюсь и вижу, что это совсем не губа, а острый кончик языка. Он высунут и дразнит меня. Фигура стояла во весь рост, и лицо было чуть больше натуральной величины. Стояла, не шевелясь, совсем реальная, и пристально, злобно-насмешливо смотрела на меня. Так продолжалось две-три минуты. Потом – чик, и всё пропало. Не таяло постепенно, нет, а исчезло вдруг, сразу, точно захлопнулась какая-то заслонка. Я позвала свою племянницу, и просила принести мне бумагу и карандаш, и зарисовала по памяти эту фигуру. Но рисунок этот куда-то исчез. Пришёл мой муж, и я ему об этом рассказала. И, хотя он скептик и материалист, настоял на том, чтобы я прекратила писать портрет, говоря: “Оставь его в покое, не тревожь”».
В воспоминаниях незаслуженно забытого (и очень пострадавшего от советской власти) писателя Александра Тришатова об общине московского храма Николая Чудотворца в Кленниках приведён такой апокриф. В одной семье на обед собралось большое общество. «Вокруг сидящих вертелась девочка, Машутка или Марфутка, только накануне приехавшая из деревни, очень непосредственная, чистая душа. В это время внимание всех привлекло какое-то оживление и движение за окнами. “Машутка или Марфутка, – сказал кто-то из сидевших женщин, – сбегай скорей, посмотри, что там на улице”. Через минуту влетела испуганная девочка. “Ой, тётеньки, – закричала она, – там гроб несут. А покойник не в гробу лежит, а идёт перед гробом. Руки прижатые, а лицо чёрное, чёрное…” В это же время вошёл ещё кто-то из своих. “Николай Александрович, Коля, голубчик, – раздались взволнованные голоса, – объясни, пожалуйста, что там на улице!” Вошедший ответил: “Там по нашему переулку сейчас проходит похоронная процессия. Хоронят Валерия Брюсова”».
Четвёртый «свидетель» – поэт и прозаик Борис Садовский, восторженный ученик, а затем яростный хулитель Брюсова. Вычеркнутый из советской литературы и тяжело больной (паралич ног), Садовский с 1929 г. жил в Новодевичьем монастыре в Москве, причём его квартира находилась в подвальном помещении одного из храмов. Так и провёл писатель последние двадцать три года своей жизни, «в погожие дни выезжая на кресле с колёсиками для прогулок по кладбищенским аллейкам, стен же монастыря не покидая никогда». Периодически он принимался вести дневник, где есть следующая запись, относящаяся, судя по контексту, к началу осени 1929 г.: «Летом я в монастыре три раза видел тень Валерия Брюсова. Однажды в полдень Надежда Ивановна повезла меня в кресле. Вдруг недалеко от колокольни вырастает спиной ко мне странное подобие человека, слегка трепещущее, словно огромный листок. Пролёжанные лохмотья, лёгкая плешь на маковке. Неизвестный поворачивает голову направо, и я узнаю профиль Валерия. Свернув за колокольню, он исчез. Другой раз сидел я в сумерках у могилы Гилярова-Платонова. Вижу – идёт Брюсов с дамой, на нём парусинная блуза, шляпы опять нет. У дамы вместо лица пятно. Не была ли это О.М. Соловьёва? Третий раз Брюсов днём, уже в шляпе и пиджаке, шёл в обратном направлении, то есть от ворот к стене (к ограде нового кладбища, где его могила). И в эти оба раза он поворачивал ко мне профиль, но не взглянул на меня. Вид в эти разы он имел вполне приличный, но уже старческий. А я его видел в последний раз в цвете сил и здоровья, в январе 1915 г.»
В.Э. Молодяков. Загадки Серебряного века. М., 2009. С. 166-168